Анастасия приехала в Ереван из города Вознесенск Николаевской области в начале войны. С сыном Нареком они учатся заново жить в новой стране, несмотря на трудности. Родственники помогли Анастасии с сыном выехать, когда в Вознесенске началась паника. Муж Анастасии, гражданин Армении, остался в Украине, чтобы следить за домом. В Армении Нарек пошел в первый класс, начал заниматься спортом и учить языки. Здесь Анастасии очень нравится природа, ей интересны армянские традиции (особенно — свадебные церемонии), местная кухня и свежие фрукты.
Про адаптацию сына в Армении
У нас были проблемы очень большие. Мы не учили ребенка армянскому. А украинскому я его тоже не научила, потому что в моем городе таких проблем вообще не было. Даже мой муж, армянин, разговаривал на русском, и люди, которые знали, что он не знает украинского, переходили с ним на русский язык. Когда приехали, здесь была довольно жесткая атмосфера, ребенку было очень тяжело: его били, он плакал, я ходила много раз разбираться с детьми и с родителями.
Про планы на будущее
Я запланировала так: пусть ребенок окончит 4 класса здесь, в Армении. Я учу его языкам: английский учит, русский, армянский (читает и пишет по-армянски) и украинский. Я тоже учу, нашла книги украинские здесь. Мы ходим в школу имени Антона Павловича Чехова. До этого не знали, что он, оказывается, был наполовину украинцем, у него были украинские корни, он уважал все украинское. Мой ребенок даже с гордостью говорит: «Я хожу в Чехова школу, а Чехов был украинцем наполовину». Вот так.
Я работаю. Нашла подработку — убираю квартиры. Как могу успеваю. Жить здесь тяжело, потому что очень дорого всё.
Его били, он плакал, я ходила много раз разбираться с детьми и с родителями
Про родной дом
Да, я домой вернусь. Не останусь. Как сказал Быков: «И небо другое, и деревья зеленее, и вода вкуснее». И люди другие. Да, здесь неплохо, но наши люди другие. Дом есть дом. У меня своя квартира есть. У меня родительский дом. Мама с папой очень давно умерли, но дом стоит. Хочется на кладбище к родителям пойти, хочется домой. Хочется нашего воздуха, украинского.
Про Армению
В Армению вообще не собиралась, честно. С ужасом всегда об этом говорила. Я знала, что муж скажет: «Поедем в Армению». И не хотела.
Не знаю. Уже немного адаптировалась. Просто у меня ребенок русскоговорящий. Не украиноговорящий, не армяноговорящий.
Надо учить армянский язык. Потому что здесь это проблема. Дети настроены так: они хотят, чтобы с ними разговаривали только на армянском языке. Беженцы уезжают отсюда, потому что тяжело жить.
Все равно, когда война закончится — поеду домой, нужно будет страну поднимать. Мой муж армянин говорит: «Когда война закончится, буду помогать отстраивать Украину. За еду, даже деньги за оплату брать не буду». Мой муж очень переживает, у нас много украинцев друзей. Дай бог, скоро все закончится.
Здесь неплохо, но наши люди другие. Дом есть дом
Про жизнь в Украине до 24 февраля 2022 года
Нарек болел, я не работала. Были дома, занимались, получали пособие. У сына выпадал локтевой сустав, из-за этого выбрали [занятия по] тхэквондо, потому что там руки не работают, только ноги. Мы планировали в школу пойти, а потом все это произошло. Тогда мы приехали в Армению, и я до последнего не отдавала здесь документы в школу — надеялась, что все закончится, и мы с сыном вернемся в Украину. Ну, теперь уже так.
Про россиян, которые приехали в Армению после 24 февраля 2022 года
Я сейчас скажу вам так — мне позвонила из Чехии подружка и сказала: «Почему ты разговариваешь с Нареком на русском языке?». Я ответила: «Потому что на русском языке [мы говорили] до войны и будем после войны».
Ребята из «Этоса» для меня как вторая семья, мы не говорим о политике, мы разговариваем о каких-то [конкретных] проблемах. Эти ребята мне очень помогают и я вижу в их глазах, что они не поддерживают войну.. Вот, например, Эрих и Женя, они говорят: «Мы выехали из Российской Федерации, когда узнали, что такая ситуация, для того чтобы даже хлеб не покупать, чтобы не финансировать специальную военную операцию в Украине».
Поэтому если люди понимают, что это обидно и больно, что это неправильно, то, конечно, мы можем сесть и нормально поговорить
Есть люди, которые к нам относятся по-человечески, люди, которые тоже оставили свои дома, работу, все оставили и уехали. А если считают, что все правильно, что правильно то, что гибнут дети и происходит весь этот кошмар, то, конечно, [другое отношение]. Я даже с армянами здесь ругаюсь, потому что есть армяне, которые говорят много плохого. Ну, а я ругаюсь с ними — оппозиция (смеется).
Про ситуацию в Вознесенске
У нас было хорошо все, тихо. 5 марта заехали танки, бомбили, сражение длилось 2 дня, а потом была оккупация, которое тоже длилась двое суток. Наши ждали подкрепление из Львова. 80-я штурмовая бригада все организовала: отбили, освободили. Они не дали танкам пройти, мосты взорвали.
И люди возвращаются, люди даже из Европы возвращаются.
Про возможность вернуться домой
Честно, не думала. Потому что я очень хочу домой. Прекрасно понимаю, что я не могу пока, даже если война закончится завтра-послезавтра, я не смогу туда поехать, потому что ребенок адаптировался уже здесь немного, дружба завязалась. Но здесь очень тяжело жить, здесь я живу в чужой квартире съемной, которая стоит колоссальных денег. Нам помогают ребята из «Этоса». Если бы не они, я не знаю, как бы все пошло.
Когда война закончится?
Никто ничего не знает. Каждый день боишься смотреть [новости] — лишь бы ядерной катастрофы не произошло, лишь бы Тополь-М, эти огромнейшие ракеты, не полетели. Хотелось бы, чтобы без таких жертв больших. Честно скажу: Донецк, Луганск даже не хочу, честно. Лишь бы люди не погибали, ребята молодые уходят, красивые хлопцы такие. С моего города сколько погибло.
Текст: Вероника Бурлина