Армения, как и весь мир страдает от инфляции, резких колебаний курса валют, коронавируса, логистических проблем связанных с пандемией и войнами и находится в шаге от серьезнейшего кризиса, который отражается в том числе и на рынке труда. Анализ главных проблем и задач сферы в беседе с AliQ Media сделал глава Республиканского союза работодателей Армении Гагик Макарян.
– Г-н Макарян, что Вы можете в целом сказать о состоянии рынка труда в Армении на данный момент?
– Ситуация довольно сложная. Прибыльность компаний существенно упала из-за инфляции, трудностей с экспортом, проблем с Верхним Ларсом, российско-украинской войны, нашей войны, коронавируса, ситуация полностью изменилась. При этом растет дефицит кадров. Хотя государство тратит огромные средства на систему образования, но в реальности кадры не создаются. Это вызывает большое беспокойство. Нам не хватает институционального подхода к решению проблем, государственные органы не выполняют свои обязанности как следует, у нас постоянно меняются министры, и каждый считает своим долгом в корне изменить политику, ввести концептуально новую стратегию, и ни одно начатое дело не доводится до конца. Вот, например, сельское хозяйство. В сферу вкладываются огромные средства, субсидии, проводятся разные проекты – умный хлев, скотобойни, и так далее. Есть, конечно, проекты, которые реализуются, отдельные фермеры добиваются успеха, но в целом, экономика скатывается назад. Дело в том, что не решен ряд ключевых проблем, например, орошения, удобрений, семян, химических ядов, стратегии внедрения новых технологий, менеджмента, сельскохозяйственной техники и инструментов, и так далее.
– Но эффективно ли образование?
– Образование должно обслуживать экономику. Ведущие европейские страны доказали, что образование – главный драйвер развития экономики. В сфере образования у нас тоже постоянно проводятся фрагментарные реформы, но, опять же, ряд ключевых проблем остается нерешенным. Наша система образования постепенно отдаляется от рынка труда. Специалистов, которые необходимы на рынке, не только не становится больше, но наоборот, их все меньше и меньше. И это сокращение становится повсеместным. Сегодня у нас в союзе работодателей наблюдается дефицит по 20 специальностям – сварщик, токарь, оператор, технолог, швейные специальности и так далее. Точно так же обстоят дела с высшим образованием – инженерными специальностями. Поступления этого года показали, что молодежь совершенно не заинтересована в техническом образовании. По естественным наукам мы видели, что вообще не было абитуриентов – химия, физика – все факультеты остались пустовать. Одними гуманитарными науками – историей, языками, психологией нельзя развить экономику. Хотя и эти специальности также не преподаются на должном уровне.
Вторая важнейшая проблема в том, что в Армении нет концептуального подхода к отношению между зарплатой сотрудника и созданным им продуктом. Недавно министерство труда и по социальным вопросам представило схему расчета зарплат, особенно минимальной зарплаты. С 1 января минимальная зарплата вырастет до 75 тысяч драмов , вместе с налогами – около 100 тысяч. Так вот, эта формула не содержит коэффициента продуктивности, в ее основе лежит минимальная продуктовая корзина. Но наша же цель не платить работнику ровно столько, чтобы обеспечить минимальную корзину? Наша задача в том, чтобы минимальной зарплатой установить определенную связь между навыками и уровнем образования. Работник должен создавать дополнительную ценность. А у нас получается, что работодатель платит больше, чем получает в ответ прибыли. Это разве нормально? При этом минимальная зарплата диктует и пересмотр всех зарплат. 70% работников в Армении получают до 150 тысяч драмов. И дело не в том, что работодатели не хотят платить больше, просто большинство в Армении работают в небольших компаниях, у которых нет достаточной прибыльности. Минимальная зарплата, которую правительство хочет повысить, в шесть раз чаще выплачивается в частном секторе, и это станет серьезной нагрузкой для предприятий. Это может вызвать уход в тень или волну сокращений. Почему хотя бы тогда не освободить минимальную зарплату от налогов? Если это порог, установленный, чтобы решать проблему минимальной корзины, то можно пойти и на такой шаг.
– Какое решение Вы предлагаете в такой ситуации?
– Министерство экономики должно участвовать в планировании образования. Например, стратегия развития образования 2030 года была утверждена правительством неделю назад. Среди приоритетов образования, по стратегии, даже нет экономики, но есть экспорт образования. Как люди в этой сфере понимают это? Что индийцы будут приезжать в Армению, получать здесь высшее образование и уезжать. И они этим гордятся. Но какая нам польза от того, что гражданин другой страны получил у нас образование? Нужно же готовить новые кадры, чтобы потом они способствовали тому же экспорту, росту производительности и т.д.
Работодатели сейчас стараются сами как-то решать свои проблемы. Мы провели исследование среди тысячи работодателей, и выявили огромную проблему. Большинство работодателей в нашей стране – это малый и средний бизнес, и большинство из них в исследовании сообщили нам, что у них просто нет соответствующих бюджетов на подготовку кадров. Очень многие указали, что не собираются даже проводить тренинги для своих сотрудников.
– Но есть большие компании, которые еще в вузе поддерживают хорошо учащихся студентов, чтобы потом взять на работу лучшие кадры?
– Да, некоторые компании тратят огромные бюджеты на это. Но я могу сказать, что проводятся сотни конкурсов, но выбрать получается единицы.
– Получается в Армении люди не работают и не учатся, а чем они заняты все время?
– У нас люди даже не хотят ритмичной работы с девяти утра до шести вечера. Они хотят работать один день в неделю, и чтобы денег хватало на несколько дней. За час работы рабочие сегодня могут затребовать до 10 тысяч драмов. Многие не получают столько за день интеллектуального труда. Сегодня более 300 тысяч людей стоят на учете в Службе принудительного исполнения судебных актов. Многие из них не хотят официально работать, потому что образовавшийся долг – результат мошенничества в отношении компании, государства, может быть банка, и возвращать долг они не собираются. Если считать, что каждый из них представляет одну семью, то это примерно половина всех семей в Армении. В Армении всего около 650 тысяч семей.
– Сегодня все чаще можно встретить индийцев, работающих в разных местах.
– Индийцы скоро тоже начнут больше требовать за работу, но они работают хорошо. Они очень выносливые, находчивые, трудолюбивые, и сегодня очень многие компании довольны их работой. Но здесь возникает другая проблема. чтобы взять на работу иностранца, нужно в эмиграционной службе министерства труда и по социальным вопросам получить разрешение, и это довольно сложный процесс, который может продлиться до трех месяцев. То есть получается, либо ты должен привезти человека и содержать за свой счет, пока получишь разрешение, либо он будет работать “в тени” все это время.
– Как они и приезжие россияне могут повлиять на рынок труда?
– Ну, россияне не то чтобы работают во всех сферах. Они не занимают рабочие или технические места, а в основном работают в сфере ИТ, либо же приезжают на разведку, чтобы понять, оставаться здесь или переезжать дальше. Многие приехали и сразу уехали: для них Армения стала просто транзитным пунктом.
– Армяне из диаспоры тоже стараются вовлекаться и помогать в строительстве государства. Могут они изменить ситуацию?
– Офис уполномоченного по делам Диаспоры начал программу «И горц», которая привлекает армян из диаспоры на государственные должности. Но она не слишком оправдывает себя. У некоторых возникает проблема интеграции, и потом для работы в государственных органах Армении нужны специфические навыки. Возможно, эти люди были бы более эффективны в качестве советников, в каких-то органах по генерации идей, чтобы помогать при планировании, подавать идеи и внедрять инновации. Но самим им будет сложно занимать менеджерские позиции – их административный ресурс вступает в противоречие со сложной государственной системой, бюрократией. Важно, чтобы в итоге эти люди не пожалели о решении приехать сюда.
– Эти проблемы мог бы решить хороший менеджмент?
– Хороший менеджмент очень важен. Но у нас крайне неэффективная модель управления. У нас в стране 664 тысяч работников, по официальным данным, из них 430-450 тысяч работают в частном секторе. То есть на одного государственного служащего приходятся двое работающих в частном секторе. Это пример плохого менеджмента. Даже в советское время было лучше – три работника частного сектора на одного чиновника. У нас каждый менеджер с назначением начинает менять все, но в мире даже компании при переходе к новым владельцам заботятся о стабильности, потому что они часть системы, и если из системы выпадает одно звено – страдают все. В Японии при банкротстве компании ее партнеры объединяются, чтобы помочь, потому что у всех взаимосвязанные интересы, а у нас радуются: можно что-то распродать.
Суть менеджера в том, чтобы учитывать риски и думать на несколько шагов вперед. но мы не думаем институционально. У нас программы поддержки бизнеса не эффективны, часто неуместны и необоснованны. У нас часто критикуют судебную систему, но почему она так загружена? Потому что все проблемы со всех отраслей в итоге становятся судебными спорами, а суды не могут решать за нас все эти институциональные проблемы.